|
Нико Пиросмани в молодости
|
|
Нико Пиросмани
|
Характер человека кладет печать и на одежду его, и на внешность. Карачохели, что означает "одетый в черную чоху", - рослый, плечистый, сильный мужчина. Его шерстяная чоха обшита по краям позументовой тесьмой; под чохой красная шелковая рубашка и архалук из черного атласа в мелкую складку. Черные шаровары лезгинской шерсти, широкие книзу, заложены в сапоги со вздернутым носком, голенища перевязаны шелковой тесьмой. Подпоясан карачохели серебряным наборным поясом с бляхами величиной с кулак. В зубах дымится трубка, инкрустированная серебром. Расшитый золотом кисет и шелковый платок-багдади заложены за пояс. На голове заломленная островерхая барашковая шапка.
Кинто - "носящий тяжести на вые" (в старину слово "квинти" означало еще и домового) - одет в ситцевую в белый горошек рубаху с высоким, почти никогда не застегнутым воротом. Просторные сатиновые шаровары заправлены в носки. Он обут в сапоги "гармошкой", носит картуз и подпоясан узким наборным поясом; длинная цепочка от часов свисает из его нагрудного кармана. Чоху кинто вовсе не носит.
Осанка карачохели горделива. Кинто расхлябан.
Карачохелн пел:
Облака за облаками по небу плывут,
Весть от девушки любимой мне они несут...
Или:
Ах, луна, луна, надежда пылающих любовью...
Кинто ради пущего веселья переводил его стихи на "русский", с позволения сказать, язык:
Кусок, кусок облак идет от висок небеса,
Запечатан писмо от лубовниса...
Ах, луна, луна, жареных надежда.
Голос карачохели проникновенный; голос кинто хриплый, надтреснутый.
Карачохели пил вино из глазурованной чаши, азарпеши, - серебряного сосуда с длинной серебряной ручкой - или деревянной чаши, обитой серебром, - кулы. Кинто названий таких не знал, а когда хотел щегольнуть, пил вино из женского ботинка..."
(Никак не оспаривая этих слов замечательного знатока старого Тифлиса, следует все-таки заметить, что к кинто он был не совсем справедлив: их артистичность, пусть и вульгарного толка, была общепризнана, она входила важнейшей частью в городскую культуру и городское искусство).
Понятие карачохельства объяснить чрезвычайно трудно, настолько это специфическое, чисто тифлисское явление. Карачохели были в массе своей мелкие ремесленники и торговцы, то что принято называть мелкобуржуазной прослойкой. Их стихийно сложившаяся, никак не выраженная общность (карачохельство - не "клуб" и не "общество" с уставом) скреплялась не какими-либо социальными узами - профессиональными, национальными, религиозными, сословными и прочими, но определенным отношением к жизни, в котором слились пережитки грузинской деревенской патриархальности с психологией городского (и именно тифлисского!) человека. "Карачохели шесть дней в неделю трудится в поте лица своего, чтобы все прокутить в день седьмой, ибо "мир - дешевле соломы, а деньги не стоят жизни и все золото лира не стоит одной красавицы..." Знаменитый серебряный пояс карачохели был его единственным неотъемлемым состоянием: после смерти он шел на устройство достойных похорон.
Нетрудно понять, что карачохели с их высокой этичностью, приверженностью к благородному строю мыслей, с их широтой и бескорыстием были дороги Пиросманашвили, что их он писал с особым удовольствием.
Увы, для современного зрителя подавляющее большинство героев Пиросманашвили безымянно. Кое-кого (но очень немногих) он сам назвал в своих надписях. В "Кутеже у Гвимрадзе" перечислены все четверо участников торжества, не забыты и присутствующие при том дети. "Портрет Александра Гаранова" тоже удостоверен надписью: "Александре Гарановъ. 1906 г. 8 iюнь". "Мужчина с канци" раскрыт словами: "Да здравствует Мелитон Давидович Челидзе 25 ноября 1906 г." В "Кутеже с шарманщиком Датико Земель" подписано только имя самого шарманщика, остальные оставлены без внимания. В "Кутеже горожан в лесу" были названы все, но низ картины так обтрепался, что можно разобрать только: "Гиорги Давид ... Яко...", и не понять даже, что означает "Давид" - имя второго персонажа или начало фамилии первого, Георгия. В "Портрете железнодорожника" поставлены только инициалы "М.М.", а изустная традиция расшифровывает их как "Миша Метехели". Та же изустная традиция донесла до нас имена героев картин "Муша Coco" и "Саркис наливает вино". Но в общем, имен известно мало.
Как будто бы и все равно, как будто бы они должны быть нам безразличны, как имена "Протодьякона" или "Мужика с дурным глазом" И.Репина, и все-таки немного жаль, что мы никогда не узнаем, как звали "Дворника" или "Повара", кто изображен в "Кутеже четырех торговцев" или в "Семейной компании" и кто эта "Лежащая женщина", которая так трогательно жалуется нам на свою судьбу: "Посмотрите, в каком я состоянии, и все же здравствую, добрые люди" (эти слова написаны на листке бумаги, который она держит перед собою).
Далее: Жизнь Пиросмани, стр.38
|
|