|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Неудивительно, что среди животных он избирал себе таких героев, которые могли выразить лучше всего позитивное начало. Очень редки у него отрицательные персонажи, такие, как "Кабан", это воистину глобальное воплощение тупой и жестокой силы. По той же причине он реже писал хищников. Нам не известно ни одно изображение тигра (кроме фигурирующего в композиции "Охота в Индии") - зверя красивого и тогда совсем не экзотического (последний тигр был убит в окрестностях Тифлиса в 20-х годах нашего века), но слишком уж откровенно олицетворяющего начало хищное, коварное, агрессивное. До нас дошло только по одному изображению шакала, лисы и волка, и вряд ли их было намного больше. Все это были не его герои. Иное дело - лев. Излюбленный персонаж древнегрузинской монументальной скульптуры и живописи, сказок, басен, притч, признанный символ мужества, гордости, рыцарственности и благородства, он не мог не увлечь художника. И немудрено, что все три картины - и "Черный лев", и "Сидящий желтый лев", и "Лев и Солнце" - произведения превосходнейшие. В каждом из них Лев, сохраняя качества, закрепленные многовековой традицией, оказывается немного иным: энергичный, полный сил и бодрости Лев-воитель (из композиции "Лев и Солнце") неожиданно серьезен, даже задумчив; эта задумчивость переходит в мудрость и сосредоточенность в Льве-философе ("Сидящий желтый лев"), оборачивается грустной, даже горькой созерцательностью в "Черном льве". Но чаще всего Пиросманашвили писал оленя и его родственников - ланей и косуль, не причиняющих зла. Олень - крупный, высокий, осененный красивыми ветвистыми рогами - неизменно выступает как близкий Льву носитель гордости, достоинства, благородства и силы, направленной на защиту добра (не лишне знать, что среди грузин с незапамятных времен был распространен культ оленя и его изображение в конце концов стало, наряду с Георгием Победоносцем, одним из символов Грузни), в то время как Олениха (Лань, Косуля) - выразитель мягкости, трепетной чуткости, незащищенности, нежности. Здесь, между прочим, сказалась чрезвычайно характерная для национального мировосприятия резкость разграничения и даже известного противопоставления друг другу "мужского" и "женского" начал. Пиросманашвили вообще отдавал предпочтение животным диким - независимым, свободным, перед домашними - порабощенными. Так, редки у него вечные спутники человека - лошадь, собака, кошка - если и встречаются, то исключительно как детали картины, но не как самостоятельные герои. Правда, попадаются изображения барана, козла, коровы - всем им присуща некоторая, так сказать, женственность трактовки, страдательность: то невинные души, с горечью и смятением взирающие на ужасы окружающего их мира. Это, конечно, не только откровение души художника, но и сложившееся в народе отношение к животным как к меньшим братьям ("Бык плакал жемчужными слезами. - Что плачешь, бык, ведь у тебя будет много мякины. - Зачем мне мякина, когда твоя немытая рука колотит по моей спине палкой", - поется в народной песне). И все-таки главные персонажи Пиросманашвили, его протагонисты, лирические герои - олень, лев, лань. В их огромных, бездонно-черных глазах светятся тревога, печаль, смятение, робость, горечь, скорбь, недоумение, задумчивость, сосредоточенность и другие оттенки, преимущественно духовного отношения к действительности, - те, которыми чуткое сознание отзывается на неблагополучие мира, не будучи в силах его переменить или хотя бы уверовать в возможность такой перемены, те, которыми незащищенная душа отторгает себя от безобразия, в которых сознание, жаждущее гармонии и несущее гармонию в себе, реагирует на несоответствие между жизнью и исповедуемым идеалом. Те же ноты звучат и в трактовке еще одного четвероногого героя Пиросманашвили - "Пасхального ягненка", уже и вовсе выходящего за пределы анималистического жанра. В Грузии до недавнего времени существовал любопытный обычай, несомненно восходивший к языческому прошлому и лишь позднее влившийся в христианскую ритуальность: перед пасхой приводили во двор молодого ягненка, украшали и всячески ублажали его, а потом закалывали к праздничному столу. В обычае этом ягненок оказывался своего рода искупительной жертвой, приносимой людьми, - персонажем трагическим. Сохранилось несколько "Пасхальных ягнят", написанных Пиросманашвили, но, скорее всего, их было гораздо больше и этот сюжет принадлежал к наиболее ходовым. Один из них известен под названием "Барашек и пасхальный стол с летящими ангелами": лужайка в лесу, стол, накрытый к пасхе - с куличом и крашеными яйцами, распятие в траве, порхающие в воздухе "ангелы" вперемешку с обычными у Пиросманашвили птицами Ы так же написанными) и пасхальный ягненок, пьющий из ручейка. Чрезвычайно идиллическая картинка, должно быть, была до душе зрителям. Она и нам мила своей крайней наивностью, роднящей ее с произведениями базарных ремесленников - с той стихией, от которой отталкивался художник (нечто подобное этой картине и в самом деле сооружали многие тифлисские торговцы на пасху в своих маленьких витринах, заботливо выкладывая мох или мелко нарезанную зеленую бумагу, расставляя фигурки из папье-маше, тарелки и корзинки с угощением и зажигая свечи). Но два других, наиболее известных, варианта совсем не идилличны. И тут есть привычные атрибуты праздника: кулич и тарелка с яйцами в одном, тарелки с разными яствами - в другом, но нет главного - праздника. Барашек, занимающий почти всю композицию, стал теперь полновластным героем: медленно, подобно заводной игрушке, автоматически переставляя негнущиеся ноги и глядя огромными печальными глазами, идет он навстречу неминуемой гибели. Словно все знает, все понимает - и идет. Далее: Жизнь Пиросмани, стр.34 |
|
Извините меня за рекламу: |
||
|
|
||