Натюрморт
Дворник
Стр: 1 2 3 4 5 6

	Черный лев
	Актриса Маргарита

Илья Зданевич носился как вихрь по Тифлису. Он успел побывать в духанах и сторговаться о покупке картин. Он купил "Сына богатого кинто" у Месхишвили, натюрморт у Бего и "Кутеж трех князей" у Сандро Кочлашвили ("Из-за картины была почти драка - не хотели давать знакомые Сандро", - записал он в своем дневнике). Он позировал Пиросманашвили и спорил с теми, кто мешал художнику работать. Он посетил редакцию газеты "Закавказская речь" и добился того, что там приняли его статью о Пиросманашвили и обещали опубликовать в ближайшее время (взяли, чтобы отвязаться - грустно оценил это потом его брат Кирилл). Он встречался со своими единомышленниками Колау Чернявским и Зигой Валишевским, без него продолжавшими поиски картин. Он пытался найти новых единомышленников, привел художника и журналиста смотреть картины. Художник сказал: "Напоминает персидских художников, но грубее, цвета нет никакого, вообще ничего замечательного..." "В общем, мнения неопределенные и равнодушные. Могу добавить, что это редкое исключение: видевшие интеллигенты сплошь насмехаются над ним", - невесело констатировал Илья Зданевич.
Помимо всего этого, Зданевич занимался и другими делами. Он был поэт и идеолог русского футуризма; он должен был устанавливать связи с тифлисскими собратьями. Но он все успевал.
Пиросманашвили наблюдал за его деятельностью со странным чувством вновь вспыхнувших неясных надежд и боязни, что все это рухнет. Он написал Илье Зданевичу его большой портрет, а за заказанного ему "Оленя" отказался взять деньги: это был его подарок, и он был рад, что имел возможность как-то отблагодарить хорошего, хотя и не совсем понятного человека. Перед отъездом, 2 февраля, Зданевич последний раз побывал у него (художник обитал и работал тогда в духане Кочлашвили), забрал портрет и "Оленя" и распрощался - он ехал прямо на вокзал. "Поезд отходит, а там, в глубине огромного города, сидел у тлеющих углей человек с тоскующими глазами, одинокий скиталец, большой художник, произведший на меня глубокое впечатление. Теперь, после знакомства с Пиросманашвили, я знаю, что такое жизнь".
Через несколько дней после отъезда Зданевича в газете "Закавказская речь" появилась его статья "Художник-самородок". Наверно, с этой статьей Пиросманашвили познакомился, потому что Зданевич, очевидно, говорил ему о своих переговорах с редакцией и предупреждал, что статья может появиться со дня на день. Статья невелика и написана довольно спокойно: автор явно рассчитывал вызвать сочувствие читателей. Упоминалось участие Пиросманашвили в готовящейся к открытию московской выставке "Мишень", цитировались уже известные нам слова Ларионова. Кончалась статья словами: "Однако слава пришла поздно, ему уже 50 лет... Надо обратить внимание... Его адрес: Погреб "Карданах", Молоканская улица, 23".
Выставка "Мишень" открылась 24 марта 1913 года в художественном салоне на Большой Димитровке, 11. На ней действительно экспонировались четыре картины Пиросманашвили, занесенные в каталог:
115. Девушка с кружкой пива (собственность М.В.Ле-Дантю).
116. Портрет И.М.Зданевича (собственность И.М.Зданевича).
117. Мертвая натура (собственность И.М.Зданевича).
116а. Олень (собственность И.М.Зданевича).
В день открытия выставки состоялся диспут, конечно, со скандалом. Выступали Зданевич и Ларионов, потом Ларионова пытались бить, а художники отбивались тростями и стульями, и все кончилось вмешательством полиции. Впрочем, это заурядное явление художественной жизни того времени прямого отношения к Пиросманашвили уже не имеет.
Состав выставки был необычный: кроме профессиональной живописи М.Ларионова, Н.Гончаровой, К.Зданевича, А.Шевченко, М.Ле-Дантю и других, показаны были детские рисунки, рисунки "неизвестных авторов", старые лубки, африканская скульптура, вывески 2-й артели живописцев вывесок, одна вывеска парикмахера, вывезенная Ле-Дантю с Кавказа, а также работы двух любителей - Г.Павлюченко и Т.Богомазова (Ларионову до смерти хотелось отыскать российского Анри Руссо).
Конечно, Пиросманашвили имел успех среди русских авангардистов, и Ларионов недаром в письме к Илье Зданевичу просил прислать "чудесного и необыкновенного Нико Пиросмани побольше (мы так его полюбили), а также его замечательные вывески..." Все-таки в этом восторге просвечивало преклонение перед вывесочной живописью вообще, примитивом вообще - то увлечение, которое владело умами группы молодых художников.
Не потому ли появление на выставке работ Пиросманашвили, в общем, не было отмечено так, как мы могли бы ожидать. Слегка перевирая трудную фамилию, рецензент писал: "В полотнах Богомазова, Павлюченко, Пиросмангавили - крайняя наивность, не приукрашенная, не затуманенная ничем примитивность воскрешения окружающего..." Но что говорить об анонимном рецензенте, когда даже Тугендхольд в, своей статье о выставке не заметил Пиросманашвили или не счел нужным заметить - тот самый Тугендхольд, который в 1927 году посвятил ему восторженные строки.

Далее: Признание Пиросмани, стр.5