Бездетный миллионер и бедная с детьми
|
|
Медведь и свет луной ночи
|
|
Стр:
1
2
3
4
5
6
|
|
|
Мальчик-рыбак
|
|
На ферме
|
Большой художник всегда остается большим художником - работает ли он прекрасными фабричными красками или грубыми, тусклыми, плохо растертыми, наскоро разведенными дешевой олифой, но уточнение материалов, которыми пользовался Пиросманашвили, не мелочно и не беспредметно. Это уточнение психологии художника - отношения к своему труду, к его результатам, к будущим зрителям. Клеенка с пятнами масла, с лиловыми кружками от винных стаканов и с крошками хлеба, в припадке пьяного вдохновения сдернутая со стола, предполагает художника богемно-дилетантского толка, не заботящегося о судьбе своих творений, дорожащего только минутой порыва.
Кто знает, может быть, Пиросманашвили, начиная свои странствия по тифлисским духанам и щедро разбрасывая на кутежи деньги из лавочной кассы, и в самом деле развлекал своих собутыльников шуточными рисунками, делая их чем попало и на чем попало. Но в годы быстро наступившей творческой зрелости какая бы то ни было богемность была ему категорически чужда. Он был бедный художник - нет, художник нищий. Но он был профессионал, сродни средневековым мастерам, заботившимся о добросовестности и долговечности своего труда. Внешние обстоятельства многотрудной жизни порой вынуждали его работать не так, как ему бы хотелось, и это его тяготило и раздражало. И в духане, среди звона посуды, пения, пьяных выкриков, он старался трудиться всерьез.
Он натягивал клеенку на подрамник, раскладывал краски и кисти. Угощение находилось рядом на столике. Сделать перерыв, спокойно поесть и отдохнуть, после чего продолжать дело, он был не в состоянии. Поэтому на протяжении нескольких часов - до окончания работы или до полного изнеможения - он оставался на ногах и с кистью в руке, лишь время от времени протягивая руку к столику, чтобы отломить кусок хлеба, зачерпнуть ложку похлебки или, чаще всего, наполнить рюмку. Трезвым он почти не работал - и когда был помоложе, и особенно к концу жизни, когда его отравленный организм требовал водки и он ничего не мог делать, не выпив. "Это наш Никала - со стаканчиком водки и с карандашом!" - воскликнул один старик, опознавший художника на групповой фотографии. Гола Чичинадзе вспоминал: "Посмотрит на нас, выпьет, мазнет, выпьет - и картина готова!" "Ему только водки - все быстро сделает", -свидетельствовал цирюльник из "Пшавы".
Судить о том, как работал Пиросманашвили, приходится по обрывочным, часто наивным или анекдотическим намекам и воспоминаниям. Нам ничего не рассказали даже Илья и Кирилл Зда-невичи, не раз наблюдавшие за работой художника.
Пиросманашвили писал очень быстро - "пока чокались", как остроумно заметил очевидец. Об этом можно догадаться и по его своеобразной манере, предполагающей быстрое исполнение. Великолепный портрет "Мальчик-кинто" был написан за полчаса.
Правда, он небольшого размера, но это одно из лучших произведений Пиросманашвили. Обычно же работа занимала несколько часов. Картина побольше - день или два. Только очень большие, вроде "Кахетинского эпоса" (достигающего в длину около пяти с половиной метров, а в высоту около метра), редкие и у самого Пиросманашвили, - несколько дней, до недели. Как-то в один день он написал сразу две картины - "Портрет Александра Гаранова" и "Кутеж с шарманщиком Датико Земель", о чем можно совершенно достоверно судить по одинаковой подписи на обеих: "1906. 8 июнь. Ж. Н. П." (то есть "Живописец Нико Пиросманашвили" - так он нередко подписывался).
Эта быстрота тем более удивительна, что он начинал работать сразу же после того как получал заказ и не имел возможности спокойно и детально продумать будущую картину или хотя бы ее общее решение. Того времени, которым он располагал, едва хватало на самый процесс письма. Вряд ли оставалась хоть минута, чтобы остановиться, задуматься между двумя мазками, отойти, проверить общее впечатление. Он работал не задерживаясь, словно бы не сам писал, а лишь постепенно открывал на клеенке заранее написанное изображение.
Смелость его письма наивна и в своей наивности - гениальна. Казалось, он не знал той боязни, которая знакома каждому художнику, - боязни чистого холста или чистого листа бумаги, поверхность которых надо "раскрыть" живописью. Может быть, и в самом деле не знал, как не знают такой боязни дети, уверенно (и успешно) "раскрывающие" любую обширную поверхность - будь это арена или тротуар.
Большинству живописцев преодолеть эту боязнь помогает обычная подготовительная работа: заранее продумывают в эскизах общий композиционный строй, общее цветовое решение, а в этюдах и набросках - детали картины; для больших картин даже делают иногда картоны, где совершенно точно прорисовывают будущее изображение.
Всего этого не делал Пиросманашвили. Он писал сразу - даже без эскиза. В подготовительной работе он не нуждался, да практически и не имел для нее никакой возможности. Быть может, ему хватало времени подумать, пока он готовился к работе. Во всяком случае, едва успев натянуть клеенку, он сразу же намечал тонкой кистью, обмакнутой в белила, основные контуры, только главное - то, что поможет ориентироваться при письме. После этого он брался за краски и работал не останавливаясь, уверенно и смело.
Еще Г.Якулов указал на то, как близко искусство Пиросманашвили к формуле Пикассо: "Я не ищу, а нахожу". Указал, очевидно, еще не зная слов самого Пиросманашвили: "Я так хотел сделать, и мне это удалось..."
Далее: Техника Пиросмани, стр.5
|
|